‘Больше всего я мечтаю, чтобы моя работа стала ненужной’

Мы донатим им, а они нам отправляют. Я задонатила 5 тыс. грн., и мы отправили 50 кровоспасов.

— Сергей, сходишь за маркерами, пожалуйста?

— Хорошо.

— В “Авроре” есть.

— Я буду тебе подавать.

— А сколько штук?

— Сколько будет.

— Купи шоколадку!

— Мы обычно покупаем все, что там есть, или шоколадку.

Тогда было начало. 25-го или 26-го февраля, я точно не помню. Мне позвонил мой друг Саид Исмагилов и предложил волонтерить в киевской ТРО. Мы несколько дней сначала волонтерили в ТРО, а затем решили создать свою общественную организацию. Было очень много звонков от наших зарубежных друзей, которые предлагали помощь. Поэтому мы, собственно, решили открыть свой штаб, чтобы создать хаб помощи военным, ТРО и гражданским.

Основатели “Крыльев победы” — Саид Исмагилов и я. Мы вдвоем учредили эту организацию. Саид на тот момент был еще муфтием духовного правления мусульман Украины, а когда началось вторжение, он формально оставался в должности, но сразу присоединился к терробороне. Затем, чуть позже, к одной из бригад ВСУ. И потом он уже ушел с поста муфтия. Ибо все его силы, все его ресурсы — тратились именно на вышеперечисленное.

С самого начала очень много гуманитарной помощи приходило, мы принимали все, что нам предлагали. Запросов было много. И помощи было много. Мы и деньги собирали, и помощь из-за границы в виде бронежилетов, формы, лекарств получали — было достаточно много всего. Просто тогда мы занимались абсолютно всем: это была и медицина, и пищевые продукты, и какой-то медицинский расходный материал. А сейчас мы перешли на помощь по тактической медицине.

У нас много знакомых мусульман, в том числе, воюющих мусульман. Саид — военный капеллан, с 2015 или 2016 года начал ездить в АТО с другими мусульманами-капелланами.

Он основал эту капелланскую службу. У него очень много знакомых крымских татар, людей другой национальности, являющихся мусульманами и воюющих в ВСУ. Например, в добровольческих батальонах, таких как батальон “Крым”, батальон “Шейха Мансура”. Есть много мусульман, которые разбросаны по разным бригадам ВСУ. Бывает так, что в одной группе из сорока человек — один или два мусульманина. Я думаю, что мы о многих и не знаем, потому что очень многие мужчины продолжают принимать Ислам. С самого начала, когда мы создали эту организацию, в большинстве своем мы помогали мусульманам.

Нас волонтеры не находят, мы сами их находим.

Хватаете на улице? Идет человек, вы его хвать?

На самом деле все волонтеры — это наши друзья. То есть, это друзья волонтеров, с которыми работаем уже год. Поэтому у нас, я считаю, очень классная, особенная команда. У нас в основном волонтеры-ученые. Это астрофизики. Как известно, на миллион человек приходится один астрофизик. Поэтому мы шутим, что у нас в штабе концентрация астрофизиков просто превзошла все важные показатели. Да, точно превзошла.

Ваши волонтеры ездили, в частности, на освобожденную Херсонщину в прошлом году осенью. Можешь об этом рассказать? Это была какая-то гуманитарная помощь или помощь военным?

Мы ездили на Херсонщину не только осенью, потому что Херсонщина большая, и когда было освобождение Херсона, мы туда только передавали помощь с нашими знакомыми волонтерами. Мы дружим с несколькими волонтерскими организациями: когда кто-то едет и просит какую-то помощь, то мы, конечно, помогаем тем, что у нас есть. Но мы в Херсонскую область возим помощь еще с мая прошлого года. Это непосредственно Нововоронцовка и Осокоровка, расположенные на границе Днепропетровской и Херсонской областей. На берегу Каховского водохранилища. К тому времени это была линия фронта. И мы туда передавали гуманитарную помощь людям. Потом, когда линия фронта была сдвинута на другую сторону Днепра, мы смогли сами туда приехать и привезти гуманитарную помощь. Это в основном были Осокоровка, Нововоронцовка, Дудчаны.

На самом деле, один из важнейших вопросов — это само питание, потому что мусульмане должны потреблять только халяльную пищу. В основном, это касается именно мяса. И потому мы помогаем им с этим как можем. Мы делаем тушеную кашу с мясом и передаем на фронт именно мусульманам. В плане распорядка никогда никто не жаловался, не рассказывал, что есть какие-то вопросы дискриминации или что-то еще. В общем и целом, воюющий мусульманин подводит свою жизнь под свой религиозный ритм, различные ритуалы. Но, с другой стороны, во время военных действий, у нас есть момент ослабления: находящийся на фронте человек имеет право ослаблять некоторые религиозные обряды. В плане поста или молитвы. Поэтому все это можно практиковать без каких-либо предубеждений.

Это вопрос, прежде всего, в обеспечении от государства. На остатках на складах есть некачественные турникеты, которые нужно куда-то деть. Их невозможно просто списать как некачественные. Я не знаю, есть ли процедура списания некачественных турникетов, мне кажется, — нет. Потому что это государственное имущество, и за него кто-то должен отвечать. А если говорить о нормальных турникетах, то их просто не хватает. Хотя командование отчитывается, что все турникеты (75%) — качественные. Но это не так, поскольку мы видим динамику, как к нам обращаются военные и жалуются, что большинство турникетов — это китайские подделки.

По состоянию на сегодняшний день тоже актуальны такие обращения?

Они до сих пор актуальны. Поэтому, собственно, мы этим занимаемся, покупаем нормальные турникеты, делаем аптечки и передаем эти аптечки непосредственно военным. На самом деле я никогда не слышала о том, чтобы была исламофобия или нетерпимость к мусульманам. Я знаю, что несколько женщин у нас служат в ВСУ, они мусульманки: это как военнослужащие, так и медики.

Плюс, мы знаем, что во многих подразделениях есть мусульмане, христиане и люди, которые вообще не придерживаются никакой религии.

Даже язычники есть, но мы никогда не слышали о том, чтобы были какие-то проблемы с тем, что в одной группе находятся представители разных конфессий.

Скажи, пожалуйста, есть ли у тебя какая-нибудь профессиональная мечта, что через год у тебя в организации будет 500 волонтеров или вы сможете собирать в месяц 500 аптечек, есть что-то такое? Ты думала об этом?

Есть. Я тебе скажу, что это. Это окончание войны и закрытие фонда. Это моя профессиональная мечта — окончание войны и закрытие фонда.

Чтобы вы были не нужны?

Да, чтобы мы были не нужны. Я сегодня со своим коллегой об этом говорила. Когда началась война, он был вынужден с семьей уехать в другую страну. И сейчас он занимается стандартизацией и внедрением систем менеджмента в общественных организациях и благотворительных фондах. Я иногда с ним советуюсь, он спрашивает, как мы работаем. Рассказывает мне, как работают другие фонды. Это очень интересный опыт и сравнение.

И он меня тоже сегодня спросил: “Как ты все вывозишь? Как ты справляешься с работой и волонтерством? Когда война закончится, вы не сможете, вероятнее всего, дальше работать с крупными международными фондами, потому что многие фонды обращают внимание на то, помогали ли вы армии или не помогали. Когда война закончится, многие фонды будут отказывать в предоставлении грантов. Потому что вы помогали армии”. А я говорю: “Так мы и не хотим”. Мы хотим завершить наш проект, нашу деятельность, когда закончится война. Это то, о чем мечтаю я. То, о чем мечтают наши другие волонтеры. Сделать все возможное и завершить проект.