Оксана Стомина: Это средневековая жестокость, умноженная на современные возможности и нездоровые, болезненно-маниакальные амбиции
Сегодня больше всего говорят о Мариуполе, «городе расстрелянной Богородицы», как называют его сегодня из-за происшедшей здесьтрагедии. Мариуполь стал символом Украиноцида, который совершают на украинской земле рашисты, его называют Герникой 21 века и сравнивают с сирийским Алеппо, к разрушению которого также причастна россия. Жилы холодеют, мороз идет кожей, когда слышишь рассказы очевидцев об ужасе войны в одном из красивейших городов нашего Приазовья.
И представить невозможно, как все это пережила наша собеседница, невысокая, хрупкая, но удивительно мужественная женщина, поэтесса, общественная активистка, волонтер Оксана Стомина.
Когда разговариваешь с ней, несмотря ни на что пережитое, видишь и чувствуешь мужество и недюжинную силу духа и несгибаемость, присущие этой удивительной нашей современнице.
Рассказ Оксаны – настоящий документ времени, свидетельство преступлений против человечности в Центре континента, в 21 веке. И подтверждение тому, что ни прощения преступлениям россии быть не может, ни компромиссов с путинскими военными преступниками.
– Вы только что сказали, что за последние дни вас «стало меньше». Что Вы имеете в виду?
– Джинсы на мне не держатся. Но, пожалуй, дело не в том, что еды не было или что-нибудь другое. Речь идет о том, что постарела за эти дни. Как сказала моя дочь, «я только на то и надеялась, что ты маленькая, так что в тебя сложно попасть». Наверное, поэтому я стала меньше: чтобы сложно было попасть (улыбается – Авт.). Почему-то мне так внутренне кажется.
– Вы коренная мариуполянка?
– Да, я родилась в Мариуполе. Вся семья моя из Мариуполя, там похоронены мои деды и бабушки. Дочь моя родилась там. Знаете, она мне очень помогала переживать те дни трагедии: казалось, что все это время она держала меня за руку. Даже тогда, когда связи не было, я словно чувствовала ее рядом. Затем она помогала выезжать, выстраивать маршрут, изучала, где можно проехать безопаснее. Хотя о безопасном вообще нет речи, когда речь идет о Мариуполе и дороге оттуда. Знаете, все измеряется по шкале от «очень опасно» до полной катастрофы. Вот как-то так и было.
– Как сейчас выглядит Мариуполь?
Город – сплошные руины
– В последнее время мы многое делали в городе. Очень многое строили. Я очень люблю Мариуполь. Я всегда говорила, что каждый человек строит свой город вокруг себя сам. И вот я всю жизнь строила этот город – собирала лучших людей, которым я могу доверять, разыскивала какие-нибудь интересные
исторические места, определенную информацию об этом. Я что-то делала для моего города, и он всегда что-то делал для меня. А теперь его, можно сказать, просто
сравняли с землей. Нет живого места: там – попадание, там – пожары. Практически каждый дом пострадал. Город – сплошные руины...
– Что довелось пережить непосредственно вам?
– Мы восемь лет жили вблизи от войны, и как-то привыкли, что у нас происходит что-то такое. Но то, что я увидела сейчас, это ни с чем нельзя сравнить. Это – сюжет для фильма ужасов, в котором вместо кровожадного Дракулы есть путин и его солдаты, почему-то решившие, что это нормально: в таких масштабах убивать людей. Это ужасно, это средневековая жестокость, умноженная на современные возможности и нездоровые, болезненно-маниакальные амбиции.
– Когда и как вы выехали из Мариуполя?
– Я выехала из Мариуполя 16-го марта. И очень долго мы ехали. Наверное, 20-го или 21 я была уже тут.
«Муж буквально заставил меня сесть в автомобиль»
– Ехали долго, потому что мы выбирались четырьмя автомобилями, один из которых был максимально разбит, на нем буквально живого места не было. Еще один – старенькие «Жигули» наших родителей, который муж отдал молодой семье, чтобы уехать.
Нас было немало, хоть я и не считала. Это было несколько семей, много детей. Мы уехали очень внезапно. Очень долго не собирались, но в какой-то момент у семьи брата моего мужа не осталось нервов все это переживать, и они собрались, просто сели в машину, заехали за мной. И мой муж настоял, чтобы я уехала, буквально заставил меня сесть в машину. Даже не разрешил подняться в квартиру. Поэтому выехала с минимумом вещей, с маленьким, на пять литров, рюкзаком. Оставила свой ноутбук с записями (вряд ли бы с ним выбралась, если бы где-нибудь, на блокпосту остановили). Правда, взяла – он всегда со мной – наш мариупольский сувенир. Это маленькая копия тетрапода. В свое время такие сооружения поставили в городе для укрепления береговой линии, потом эти серые конструкции разрисовали и затем, как символ Мариуполя, тетраподы стали популярным сувениром.
Я, наверное, еще бы осталась, потому что казалось, что должна быть там, пока есть какая-то надежда, пока я могу что-то сделать для кого-то, для моих мариуполян... Но в тот день, когда я уехала, уже было понятно, что все, кто там остается, я имею в виду не военных, а гражданских, как я, уже больше не полезны, а наоборот в некотором роде мешают военным.
– Что известно про людей, которые остались в городе?
–Есть много людей, о которых мы не знаем точно. Вот буквально на днях пришло известие, которое еще не подтверждено, поэтому мы молимся и надеемся, что подтверждения все же не будет. Информация о бабушке жены моего мужа, который меня, собственно, вывез. Бабушка оставалась дома, практически не
выходила, не могла самостоятельно передвигаться. И когда она была дома, дом сгорел. И что с бабушкой, мы пока не знаем...
«Он погиб дважды...»
– Очень много подобной информации. Скажем, недавно я узнала, что наш друг, очень классный, порядочный, честный, справедливый, очень хороший человек Витя Дедов, работавший на местном телевидении и на телеканале «Сигма», погиб на кухне собственного дома. Более того, он погиб дважды. Поскольку у людей практически не было возможности хоронить, тело оставалось дома несколько дней, и через два или три дня туда снова попало, дом сгорел. Родственники в это время были в убежище, они поднялись к уже охваченному огнем дому, но не смогли открыть дверь, и тело Виктора сгорело...
«О войне надо рассказывать именно так: о конкретных историях людей, истории из первых уст»
– Вот такие истории, очень страшные. Знаете, мне кажется, что вообще о войне нужно рассказывать именно так: об отдельных историях, не о цифрах общих, даже не о количестве погибших. Ибо для человека, когда он не пропускает сквозь себя, когда он не сравнивает с собой, со своей и своих родных жизнью, для него, по большому счету, очень часто все равно: это десять человек или один человек или сотни. Или тысячи – он даже не представляет масштабов. А когда рассказываешь, как людям во двор прилетела бомба,как мужу, отцу моих знакомых, оторвало руку, как он взял эту руку и пошел искать больницу... И что после этого его никто не видел... Это истории из первых уст. Это реальные факты.
Мне хочется рассказывать о том, что эти ужасные люди, эти звери, они не просто убивали: они настигали и убивали. Что когда, например, попали в театр или в бассейн или школу искусств, все это были места – и все об этом знали, – что там были люди, которые уже потеряли дома, были там и раненые, дети с мамами, были
новорожденные младенцы , там были люди с ограниченными возможностями из районов, которые первыми попали под обстрелы, которых мы спасали – с Левого Берега, из Восточного. И потом их опять же настигали и еще раз, и еще раз пытались убить. Так же, как еще раз и еще раз пытались убить людей, пытавшихся уехать из города.
Моя подруга, с которой я работала в волонтерском центре, ехала машиной с семьей так называемым зеленым коридором, и было попадание в машину и пять раненых, а ребенок до сих пор находится в реанимации. Это умышленное уничтожение людей. Это – не война, это – убийство.
– Почему именно с Мариуполем?
«Мы их разозлили»
– Когда все началось с Киева, с Харькова, у меня, честно скажу, было такое мнение мгновенное: пусть будет уж Мариуполь. Мы уже здесь, мы уже знаем, как это. Пусть у нас, чтобы не по всей Украине. Мы здесь, мы на границе, мы готовились, мы укрепляли восточные границы города и одновременно Украины. Но,
конечно, я не представляла, как это будет потом...
Почему Мариуполь? Мы все понимали, что наш город имеет стратегическое значение. А еще, вероятно, мы разозлили. Потому что мы держались, мы строились даже во время войны, город становился лучше и красивее, мы об этом говорили с гордостью. Знаете, я, пока все это происходило, думала: кто эти люди, приходящие разрушать? Я – жительница города у моря. У меня всегда море, так что был такой образ. Есть люди и дети и взрослые, которые строят замки из песка, и всегда находится кто-то, кто разрушает эти замки. Чем красивее замок, тем упорнее кто-то будет его разрушать. Наверное, такая у них природа, у этих чужеземцев, наверное, то, что мы делали, как жили, не давало покоя...
«Мои первые книги о войне переведены на несколько языков»
– Как повлияла на ваше творчество война?
– Я уже писала об этой войне и издавала книги. Они переведены на несколько языков. Когда началось в 2014 году, я начала писать об этом только через год. Почти год я была в ступоре, стихи писать не могла. Сейчас я тоже не пишу стихи, пишу прозу. Начала записывать в убежище, в полной темноте: мы же экономили, потому что ничего не было в городе, это была и есть настоящая экологическая катастрофа. Мы экономили фонарики и батареи, и аккумуляторы к ним. Мы экономили наши свечи. В большинстве своем мы находились в полной темноте, и я в таких условиях, часто наощупь, писала, записывала, ведь считаю, что это очень важно. Но пока это только проза.
– Чуть подробнее, пожалуйста, о ваших книгах. Знаю, что некоторые иллюстрировала Анастасия Пономарева.
– Книги мои разные. Есть о войне, в том числе стихи – на украинском, русском. А есть книги детские. И Настя иллюстрировала путеводители – один по Мариуполю, другой – по Украине. Я очень люблю историю, я даже участвовала в археологических раскопках в Мариуполе. И мне очень хотелось, чтобы больше людей
узнавало, что Мариуполь – очень интересный город, в частности, те, кто приезжает к нам, дети, которые здесь растут, и многое не знают о родном городе. И мы сделали игровые путеводители – книги, в которых можно что-то писать, заполнять, записывать...
03.04.2022
Вел беседу Леонид ҐОЛЬБЕРҐ
Справка
Оксана Стомина – мариупольская поэтесса и общественная активистка. Она живет стихами, всегда улыбается и полна идей, вдохновляет умением сопереживать и делать все искренне, по-настоящему...
Сегодня вынужденно живет в Трускавце. Любовь к гармонии рифмованного слова и литературы привили родители Оксаны. Она выросла на чудесных стихах своей мамы. Интересно, что первой книгой, которую Оксана издала с сестрой Юлей, стал именно сборник маминых детских стихов, которые они знали наизусть
и легко воспроизвели. Отец Оксаны пишет легкую и ироническую прозу. Он автор весьма интересной книги о первом заграничном путешествии – в Израиль.
По образованию Оксана Стомина – учительница начальных классов, математик и психолог. С детства она мечтала быть учителем, но, по ее словам, «человек рассчитывает – Бог решает...». Следствием стало то, что она еще занималась страхованием и рекламным делом.
Болезненно переживает события войны в стране – в 2014 году и нынешнее полномасштабное вторжение россии. Сейчас работает над книгой, в которой хочет рассказать о пережитом и увиденном, о трагедиях людей рядом.
«Это – история. Которую необходимо сохранить» – отмечает писательница, которая пытается внести свой вклад в нашу победу, вообще – в победу мира над войной:
Каждый из нас во Вселенной – лишь атом.
Знаю. Но эти глаза, две глубины...
Боже, если он нужен тебе солдатом,
Дай ему шанс вернуться с этой войны.
Боже! Среди сумасшедшей земной круговерти
уже не важны ни понятия, ни причины.
Знаешь, если он будет на шаг от смерти –
Пусть она не заметит молодого мужчину!
Будто за бруствером мысли молчат кукушки,
а под обломками веры не видно солнца.
Но пусть его обминают пули и пушки!
Боже, пошли ангела-хранителя в его оконце!
Если это и вправду зачем-то нужно, может,
пусть его не карает Твоя десница?
Дай ему первым сделать свой выстрел, Боже,
И... отпусти ему это, когда всё завершится.
Перевод с украинского Инны Захаровой