В гостях у Льва Зиновьевича

16 февраля 2011

Вчера в украинской Торгово-промышленной палате состоялась презентация трехтомника воспоминаний Льва Копелева, — ученого, правозащитника, человека, прошедшего Великую Отечественную войну, после оказавшегося в лагере и в «шарашке», а в 80-е годы лишенного советского гражданства и эмигрировавшего в Германию. Наверное, чтобы рассказать о нем вот так кратко, пояснительно, для незнающих, не хватило бы и целой статьи. Оттого и зал вчера был полон, — некоторым даже приходилось стоять на входе, у лестницы.

Презентация эта, впрочем, была уже второй по счету, — первый том трилогии "и сотворил себе кумира", изданный при поддержке фонда Генриха Белля и Харьковской правозащитной группы, читателям представили еще в конце прошлого года (См. Признания книжного человека), да и сама книга уже однажды публиковалась, — тридцать с лишним лет назад, в американском издательстве «Ардис». «Для нас уже тогда книга Копелева стала бестселлером», — признался украинский правозащитник Евген Сверстюк. Но это совершенно не умалило ни читательского интереса, ни живости (даже злободневности) дискуссии.

Так, гости презентации моментально взялись спорить о том, будет ли интересно читать Копелева подрастающему поколению. «Многие описанные там детали давно утратили смысл, — все эти доносы, шпионы, скандалы, интриги», — заметил Сверстюк, кажется, тут же сообщив уйму любопытного: это кто же не хочет почитать про шпионов и интриги? Несколько молодых людей, припозднившихся к началу, с интересом покосились на груду книжных пачек у выхода, — подарить все четыре (второй том трилогии разделен на две части) книги Льва Зиновьевича обещали всем желающим, но лишь по окончании дискуссии. Так что нужно было чуток подождать...

А литературный критик Инна Булкина и вовсе вспомнила сравнение книг Копелева с мемуарами Казановы: нет, конечно же, речь в них не идет об амурных приключениях (хотя Копелев всегда пользовался вниманием женщин, а его воспоминания однажды даже стали поводом к началу бурного романа — между одним из потомков князей Трубецких и его будущей супругой), но по увлекательности и жизнелюбию — сравнение уж точно уместно.

Кроме того, это реальный, не приукрашенный литературными приемами, рассказ о Киеве 20-х годов, который мы знаем разве что по булгаковской «Белой гвардии», рассказ о революции, о коллективизации, о Голодоморе… И о том, как переживал эти бурные, страшные годы книжный чувствительный мальчик: «Революция — это скидывание с трона открыточного царя и еще нечто более яркое, но стыдное — голый зад усатого Лещинского, которого порют косматые дядьки, и, наконец, страшное, горестное: растоптанные щенята».

Но главное, что удивительно теплую, немного домашнюю атмосферу на вчерашней встрече удалось создать дочери Копелева, Марии Орловой. Иногда запинаясь, будто чуть смущаясь, она делилась с публикой цитатами из автобиографии, своими воспоминаниями, историями тех, кому доводилось бывать у Копелевых на их квартирах в разных городах и странах (а это были и Александр Солженицын, и Булат Окуджава, и Александр Галич, и Генрих Белль, и многие-многие другие), сопровождая рассказы фотографиями из личного архива. Рассказывая о вещах страшных, — о войне, об арестах и тюрьмах, — Мария тут же вспоминала, как любил, например, отец петь украинские народные песни, или как однажды она привезла в Кельн ему в подарок украинскую вышиванку… Он был очень рад: даже фотография, - впрочем, вот она, тут же, на мониторе, - сохранилась, улыбающийся седобородый Копелев в расшитой рубахе обнимает за плечи дочь.

Льву Копелеву удавалось главное — пропускать все происходящее вокруг через себя, переживать и сопереживать, — напомнил в конце презентации один из слушателей, — таких людей мало, но они есть во все времена, а значит, и сегодня у них обязательно найдутся свои читатели. Словно подтверждая эти слова, гости презентации бросились разбирать книжки. Тем более, что распространялись они абсолютно бесплатно, — и будут распространяться впредь, через фонд Генриха Белля, чтобы каждый желающий мог открыть для себя этого искреннего, живого и жизнелюбивого человека.