Джеффри Канада и Детская зона Гарлема. 2 - Baby College
автор: Евгения Лазарева
Продолжение. Начало публикации - Джеффри Канада и Детская зона Гарлема. 1 - Введение
Feb. 15th, 2010
Часть II
Продолжаю пересказывать книгу Whatever it takes, с попытками понять, как выводы Джеффа Канады можно интерпретировать в отечественных условиях.
Мы остановились на исследованиях, которые показали, что "бедных" подводит то, что они не обладают нужными компетенциями. И что эти компетенции сильно коррелируют с чем-то, что измеряется стандартизированными тестами.
Далее Таф обращается к еще одному очень интересному исследованию, выполненному в начале 70-х годов. Вот на что обратили внимания его авторы.
В 50-х годах чернокожие в среднем получали зарплату, составляющую 58% от зарплаты белого. При этом, если посмотреть на тех чернокожих, у кого результаты стандартизированных тестов были выше среднего, то они в среднем получали 65% от зарплаты белых. Таким образом, авторы исследования показывают, что до 60-х годов у чернокожих, по сути, не было стимула развивать те качества, которые измеряют стандартизированные тесты – независимо от того, насколько они были умны и образованы, они все равно проигрывали белым на рынке труда.
Однако аналогичные замеры, произведенные в середине 90-х годов показали, что ситуация в корне изменилась. Если брать в среднем, то черные по-прежнему зарабатывали меньше белых – 68% от среднего. Но если посмотреть на тех, у кого результаты тестов были выше среднего, то окажется, что они получали 96% зарплаты белых, что было громадным достижением.
С одной стороны, эти исследования не давали повода для оптимизма, поскольку, как мы помним, черные дети все равно имели гораздо худшие результаты тестов, чем белые. С другой стороны, эти же результаты давали определенную надежду на то, что для того, чтобы решить проблему бедности, не обязательно осуществлять революционные преобразования в экономике – дети из бедных районов смогут жить лучше, если удастся улучшить их результаты стандартизированных тестов.
***
Даже в самый разгар экономического бума 90-х годов, с рекордно низким уровнем безработицы, в таких районах, как Гарлем, занятость взрослого трудоспособного населения составляла меньше 50%. Из поколения в поколение повторялся цикл: бедные родители растят своих детей, не имея адекватных ресурсов и навыков, дети выходят в жизнь неподготовленными, сами не могут выбиться из бедности, и, в свою очередь воспитывают своих детей так, что они тоже ничего не могут добиться в жизни.
В течение многих лет экономисты считали: для того, чтобы прервать этот цикл, нужно поднять уровень жизни родителей, только тогда они смогут дать что-то своим детям. Но к середине 90-х годов стали раздаваться другие голоса: возможно, мы пытаемся влиять не на ту фазу цикла. Мы знаем, что есть примеры, когда дети из бедных семей "выбивались в люди", вопреки обстоятельствам. Возможно, не стоит столько внимания уделять доходам родителей. Возможно, имеет смысл поддерживать их ровно настолько, чтобы не дать им скатиться в полную нищету, чтобы у детей была еда и крыша над головой, а остальные ресурсы направить на самих детей. Выяснить, что можно сделать, чтобы они не повторили жизненный путь своих родителей, чтобы они получили те же ресурсы, которые получают их сверстники в семьях среднего класса. Каких именно умений и навыков им не хватает? И главное – что именно сделать, чтобы они эти навыки смогли получить.
Это была очень важная смена фокуса, т.к. она переводила вопрос о преодолении бедности из моральной области в научную. До того общественное мнение колебалось между жалостью к голодному ребенку и желанием его накормить и досадой, когда их родители покупали на свои социальные чеки широкоэкранные телевизоры. Из плоскости "чувств" вопрос перемещался в конструктивную область: не важно, как и по чьей вине возникли всяческие "недостачи" – денег, умений, самоконтроля и самодисциплины, важно, что мы сейчас можем с этим сделать.
Feb. 16th, 2010
Часть III
Джеффри Канада верил в то, что он может, в соответствии с теорией "человеческого капитала" помочь детям из бедных семей преодолеть все "дефициты", что он сможет найти правильные способы "интервенции" в их жизнь на каждом ее этапе, и соединить их в единую цепочку. Понятно, что дети Гарлема по тысяче разных критериев обделены более своих удачливых сверстников среднего класса, вопрос стоял в том, какие именно из этой тысячи недостач наиболее критичны, и на что именно нужно направить усилия.
Тем временем другие исследователи (Харт и Рисли) задавались тем же вопросом – что именно приводит к такой разнице в результатах тестов между черными и белыми детьми? Они приходили к выводу, что уже к первому классу, к моменту прихода в школу, бедные и богатые дети сильно различаются по своим познавательным способностям. Предстояло выяснить, что же именно такого неправильного происходит в бедных семьях, что к шести годам видна такая существенная разница. Ученые начали приходить к выводу, что самое существенно, что можно сделать для улучшения успеваемости детей – это изменить приемы воспитания в бедных семьях.
В 80-х годах было проведено вот какое интересное исследование. Были отобраны семьи с новорожденным, из разных социо-экономических групп, и дальше волонтеры посещали эти семьи раз в месяц в течение двух лет, и записывали буквально каждое слово, которое слышали в течение этого визита. Затем эти записи расшифровывали и анализировали, и сравнивали уровень развития детей, их словарный запас и стиль общения детей с родителями. В результате исследователи выделили три большие группы: родители на социальном пособии, представители рабочего класса, и "высококвалифицированные профессионалы".
Выяснилось, что рост словарного запаса детей в этих группах резко различается, и по мере взросления детей разница в словарном запасе резко увеличивается. К трем годам у детей "профессиональной" группы словарный запас был в среднем 1100 слов, а у детей "безработной" группы – 525 слов. IQ детей четко коррелирует со словарным запасом: 117 в "профессиональной" группе и 79 в "безработной". Исследователи задались вопросом, что же служит причиной такой существенной разницы, и получили не менее поразивший их результат. Оказалось, что словарный запас ребенка напрямую зависит от одного-единственного фактора: количества обращения родителей к детям. Под "прямыми обращениями" понималось любое речевое общение: от односложной просьбы: "дай", до сложноподчиненного предложения.
В безработной группе дети слышали какое-то обращение к ним 178 раз в час, а в "профессиональной" – 487. Таким образом, к трем годам "безработные" дети слышали около 10 миллионов обращений к ним, а "профессиональные" – примерно 30 миллионов. Но еще более интересные результаты можно было наблюдать, если мы посмотрим на то, какие именно слова дети слушали: сколько "ругательных" и сколько "поощрительных". Так вот, выяснилось, что "профессиональный" ребенок к трем годам слышит примерно 500 000 слов одобрения – поощрения, и примерно 80 000 слов порицания. А для "безработных" детей соотношение почти полностью противоположное: они к трем годам слышат примерно 80 000 поощрений и примерно 200 000 порицаний – руганий.
Кроме того, это исследование установило, что по мере увеличения количества слов также усложняется и структура предложений, дети слышат больше сложных языковых конструкций. Любой ребенок, независимо от того, к какой группе он относится, слышит "минимальный" набор слов и фраз, которые возникают из непосредственной потребности взрослого контактировать с ребенком по утилитарным вопросам. Дети из "безработных" семей кроме этого утилитарного-необходимого общения практически ничего не слышат, в то время как дети из "профессиональных" семей слышат в дополнение к этому миллионы других слов, более сложных и разнообразных, разговор может вестись о более абстрактных вещах, переходить с одного предмета на другой, и такие разговоры стимулируют мозг ребенка так, как слова: "положи на место" или "доедай скорее" – никогда не смогут его простимулировать.
Харт и Рисли смогли проследить очень четкую связь между объемом и качеством речи, которую дети слышат в самые первые годы жизни, и их IQ, и их способностями в дальнейшем. Они выяснили, что этот ранний языковой опыт значит больше, чем социально-экономический статус, больше, чем раса, больше, чем что-либо другое, что они пытались измерять. Поощрения давали положительный эффект для развития интеллекта, запреты и негативные реакции – отрицательный; таким образом, более обеспеченные родители закладывали своим детям преимущества в будущей жизни буквально каждым своим словом, и с годами разрыв между бедными и богатыми детьми только увеличивался.
Несколько последовавших в 90-ые годы аналогичных исследований подтвердили эти выводы. В ходе более широкомасштабных исследований производились замеры множества разных характеристик: наличие у ребенка игрушек определенного типа, то, каким образом родители играли с ребенком, как легко они начинали раздражаться и т.п. Все исследования показали одно: существует прямая связь между достатком в семье, методами воспитания и показателями стандартизированных тестов. Оставалось уточнить, действительно ли дело именно в воспитательных методах, или в более обеспеченных семьях есть еще какие-то факторы, которые оказываются более важными. Настало время более "точечных" исследований.
Здесь Таф рассказывает о работах исследовательницы Марты Фарах, которые были выполнены совсем недавно, в 2006 – 2007 годах. Она сконцентрировалась на изучении вопроса, какие именно навыки, обретаемые детьми в благополучных семьях, наиболее важны для будущих успехов ребенка, и какие именно воспитательные действия родителей способствуют возникновению этих навыков.
Фарах выделила четыре наиболее заметные "области отставания" бедных детей: развитие речи, долговременная память, "рабочая память" (умение держать в "оперативной памяти" одновременно большой объем информации, чтобы одновременно ею манипулировать) и "когнитивный контроль" – умение отказываться о решений, кажущихся "очевидными", но по сути являющимися неправильными, и поиск нестандартных решений. Это само по себе было новым словом в науке, но Фарах пошла дальше. Она проанализировала результаты предыдущих исследований, разделив "правильные" методики воспитания на две группы: стимулирование познавательных способностей ребенка (например, обучение ребенка различать цвета или слежение за грамматической правильностью собственной речи) и "эмоциональное стимулирование" – проявление нежности, умение не раздражаться на ребенка и не ругать его. Выяснилось, что когнитивное стимулирование влияет в первую очередь на развитие речи, а эмоциональное стимулирование – на развитие памяти.
(Пауза не логическая, а техническая – завтра я продолжу рассказывать о дальнейших исследованиях в этой области и о том, как выяснилось, что именно делает родительское воспитание)
Feb. 18th, 2010
Часть IV
Те исследования Марты Фарах, о которых я рассказывала в предыдущей части, были сконцентрированы, если так можно выразиться, на "химии" воспитания, на тех биохимических процессах, которые происходят в мозгу ребенка . Тем временем другие ученые сосредоточились на исследовании другой стороны этого вопроса – на социологической. Ведь мы наследуем от родителей не только гены, язык, экономические ресурсы, но и, пожалуй, самое важное – культуру.
Каким образом культура – система ценностей, обычаев, верований – влияет на будущие академические успехи ребенка? Этим вопросом задалась социолог Аннет Леро, и ее команда на протяжении почти десяти лет исследовала самые разные семьи – городские, пригородные, бедные и богатые, черные и белые.... Исследователи работали с отобранными семьями примерно так же, как антропологи работают с затерянным в джунглях племенем пигмеев: каждая семья в течение трех недель подвергалась совершенно беззастенчивому вторжению – ученые наблюдали за тем, как происходят приемы пищи, как родители отвозят детей на спортивные тренировки и к врачу, как они ссорятся, как мирятся. И все детали взаимодействия детей и родителей были самым тщательным образом законспектированы.
Первая вещь, которую отметила Леро: все семьи очень четко разделялись на три группы – те же самые, которые выделила Фарах: средний класс, рабочие и беднота. И она увидела не постепенный переход между этими группами, а наоборот, ярко выраженную границу – в том, какие приемы и методы применяли родители каждой группы для воспитания.
Для среднего класса характерны стратегии, которые Леро назвала "интенсивным выращиванием". При этом родители считают развитие ребенка своей обязанностью, отправляют их на занятия плаваньем, пианино, возят их в музеи и т.п. Они разговаривают с детьми, как с равными, и смотрят на них, как на "будущих взрослых", поощряют вопросы и дискуссии, учат их, как себя вести в "настоящем мире", например, как разговаривать с врачом или с учителем.
Если же посмотреть на практику, принятую в бедных семьях, то мы увидим совершенно противоположную картину. С одной стороны, у детей гораздо больше свободы после школы: они занимают себя сами, общаются с друзьями, ездят куда глаза глядят на велосипеде, придумывают новые игры. Но, с другой стороны, им предоставляется гораздо меньше свободы в общении со взрослыми, они не имеют право им возражать, не могу договариваться о каких-то правилах поведения. Они проводили гораздо больше времени в семье, и меньше – с профессиональными инструкторами, лучше умели занимать себя. Но при этом имелась четкая и нерушимая граница между миром детей и миром взрослых. Такую стратегию Леро назвала "стратегией естественного роста".
Леро пишет: стратегия "интенсивного выращивания" отнимает очень много сил и времени как у взрослых, так и у детей, она способствует развитию их индивидуальностей, но очень часто – в ущерб общению с семьей. Дети ругаются с родителями и считают, что их воспитывают неправильно. Дети из бедных семей учатся быть полноправными членами сообщества своих сверстников, учатся распоряжаться своим временем.
Таким образом, каждый ребенок обучается тем навыкам, которые считаются важными в рамках культуры его семьи. Но когда этот ребенок выходит в большой мир, оказывается, что для большого мира не все эти навыки одинаково ценны. Требования, которые предъявляет к детям школа, стратегии, которые используют учителя – четко и однозначно согласуются с концепцией "интенсивного выращивания", в то время как для бедных семей "культурные логики" воспитания детей в семье и требований, предъявляемых школой или другим учреждением, – оказываются в диссонансе. Леро приводит такой пример: в бедных семьях не принято при ответе на вопрос обращать свой взгляд к собеседнику. Это исходит из культурной традиции, где пристальный взгляд в глаза – признак угрозы. И понятно, что такая привычка сыграет человеку очень плохую службу при приеме на работу, потому что во время интервью зрительный контакт и крепкое рукопожатие дает кандидату дополнительные плюсы.
Другие преимущества, которые дает "интенсивное воспитание", не так очевидны. Например, большинство родителей среднего класса озабочены тем, чтобы их дети ходили на множество всяких занятий. Родители обычно считают, что важно то, чему именно они там учатся. На самом же деле эффект вот какой. В бедных семьях, где дети занимают себя сами, родители рассматривают их дела как что-то неважное и несущественное. А в семьях среднего класса занятия детей становятся важным делом и для их родителей. Таким образом, у детей формируется ощущение, что взрослым небезразличны их дела, что они будут серьезно воспринимать их проблемы. Дети среднего класса приучены к тому, что со взрослыми можно договариваться, это дает им преимущество во взрослой жизни, когда они общаются с банковским работником или врачом в больнице. Они рассматривают своего учителя, как человека, от которого они могут ожидать помощи, участия к своим проблемам, поощрения. Дети же из бедных семей рассматривают учителя исключительно как "власть", которой надо подчиняться в классе, и осуждать, находясь среди сверстников.
Таким образом, заключала Леро, основное преимущество, которое получают дети в обеспеченных семьях, не выражается в деньгах. Конечно, хорошо, когда у ребенка есть больше книжек и игрушек, и конечно, чем больше денег у родителей, тем проще осуществлять "интенсивное воспитание". Но тем не менее, основное преимущество дети получают не от того, что их учат играть на пианино или возят на тренировки по футболу, а то, как именно при этом родители с ними говорят, какие слова употребляют, какое отношение к жизни они транслируют детям. Дети из бедных семей могут расти более счастливыми, могут быть более вежливыми, но с самого первого дня жизни они начинают проигрывать детям из более обеспеченных семей, которые получают стимулирование от своих родителей.
***
Когда Канада ознакомился с этими исследованиями, они, с одной стороны, обескуражили его, потому что он понял, насколько рано образуется "пропасть", с другой стороны, они его вдохновили, потому что он понял, что в жизни бедных детей многое можно изменить, но начинать надо очень рано...
Feb. 21st, 2010
Baby College (часть V)
Итак, несмотря на внешние помехи :-)), продолжаю.
Мне придется пропустить довольно большую часть книги, где рассказывается об истории жизни самого Джеффри Канада, о его детстве в Гарлеме, о "войне кланов", о том, как он попал в элитный "белый" колледж на заре эпохи борьбы за гражданские права, о том, как там себя ощущал он и другие чернокожие студенты...
Остановлюсь только на том, что Канада становился отцом дважды: впервые совсем молодым человеком, как раз во время учебы в этом самом колледже, то, что называется, "по залету", и потом, уже гораздо позже, во втором браке, зрелым человеком, и это было совершенно сознательное решение и сознательное отцовство.
Ожидая появления на свет своего второго сына, и потом, воспитывая его, Канада видел, какая революция произошла за прошедшие годы в понимание роли родителей, в осознании важности первых трех лет жизни ребенка. Он, будучи теперь уже родителем "среднего класса", обсуждавшим на детской площадке с другими родителями все новейшие достижения, не мог не задумываться над тем, дошли ли хоть какие-то из этих веяний до бедных семей в Гарлеме. И нельзя сказать, чтобы его удивило то, что он узнал – ничего из того, что было так хорошо знакомо родителям среднего класса, не было известно в Гарлеме. И тогда у него созрел план включить в качестве "первой ступени" социального проекта Harlem Children Zone своеобразный ликбез для родителей – Baby College.
Каждый "цикл" это программы продолжается девять недель. Родители собираются по субботам, их кормят бесплатным завтраком, потом они расходятся по классам, и в конце занятий их кормят бесплатным ланчем. Самое трудное для социальных работников – это "завлечь" родителей на эти занятия, и потом добиться того, чтобы они отходили до самого конца. "Рекрутеры" программы буквально "отлавливают" свой контингент во всех хоть сколько-нибудь подходящих местах: в комплексах социального жилья, прачечных-автоматах, в магазинах, просто на улицах. Их "контингент" – родители с детьми до трех лет и будущие мамы. Мамам всегда предлагают прийти с "партнером", даже если они не состоят в браке. Когда кого-то агитируют походить на занятия, никогда не говорят, что их там будут "учить уму-разуму", говорят, что будут дискуссии, что участники будут "делиться опытом". Очень существенный момент – большинство бедного чернокожего населения очень подозрительно относится ко всяким "белым штучкам" – "мы лучше по-своему, то, что годится богатеньким – не для нас". Поэтому среди инструкторов и волонтеров практически все чернокожие.
В самом начале каждого "цикла" в Baby College устраивают праздник для всех будущих мам – Baby Shower, где им дарят необходимы детские вещи – собирается куча народу, родители знакомятся друг с другом в неформальной обстановке и начинают чувствовать себя более спокойно и ненапряженно. Через несколько дней начинаются регулярные занятия.
Родители приходят на занятия вместе с детьми; на время занятий за детьми присматривают в детских группах, играют с ними, читают им книжки. Родителей делят на классы в зависимости от возраста самого младшего ребенка: будущие родители, родители грудничков, и так далее, до родителей трехлеток. Кроме того, в отдельных группах занимаются с несовершеннолетними родителями, и есть отдельные группы для родителей испаноязычных и франкоязычных (иммигрантов из Западной Африки).
Каждое из девяти занятий Baby College посвещено определенным темам. На первом родители знакомятся друг с другом, и со своим преподавателем, рассказывают, что их привело в Baby College, и чего они от него ожидают. Публика оказывается самая разная. Некоторых "насильно затащили", и они относятся к делу очень скептически. У других это – уже не первый ребенок, и уже есть печальный опыт, и они приходят с осознанным решением – "разорвать порочный круг", сломать цикл нищеты. Некоторые уже сами многое узнали о современных методиках воспитания, и жаждут получить больше информации. Короче, все родители – на очень разных "уровнях", и инструкторам важно узнать это на первом занятии, чтобы соответственно "подогнать" программу.
Специалисты по раннему развитию советовали Канаде обратить особое внимание на две темы: умственное развитие ребенка и вопросы дисциплины. И эти темы стали "краеугольными камнями" Baby College – на каждую из них отводится по две субботы. Остальные занятия посвящены базовым знаниям относительно здоровья и развития ребенка: безопасность жилища, предотвращение астмы (принявшей характер эпидемии в Гарлеме), прививки.
Кроме того, родителей информируют о всех бесплатных социальных службах, которыми они могут воспользоваться: Harlem Gems – детские группы для 3-4 летних детей, федеральная программа Ранний Старт, фитнес- программа для взрослых и подростков, программа посещения патронажными сестрами на дому, и т.п. Представители местной библиотеки приходят записывать семьи в библиотеку, если у родителей накопились штрафы за просроченные материалы, то Baby College их оплачивает, чтобы родители снова могли ходить в библиотеку.
Некоторые родители заражаются энтузиазмом с самого первого занятия, но далеко не все. Задача, которую ставят работники программы – добиться, чтобы 80% пришедших на первое занятие родителей успешно "выпустились". Они ведут нескончаемые разговоры со своими подопечными, уговаривают, напоминают, звонят в субботу утром, чтобы разбудить :-).
В книге рассказывается об историях нескольких конкретных семей, что я не смогу воспроизвести, поэтому дальше я расскажу о некоторых занятиях, в частности, о том, как с родителями обсуждают вопросы дисциплины, а затем перейду к рассказу о школе Джеффа Канады – Promise Academy.
И напоследок – очень призываю всех англоговорящих посмотреть вот эту передачу: www.hcz.org/press/news/275-60minutes-lauds-hcz. Это Андерсен Купер с Канадой, и мне эта передача ужасно нравится – тут концентрированно изложены все идеи, на которых построена Harlem Children Zone.
Feb. 23rd, 2010
Часть VI
Те занятия, на которых обсуждают дисциплину, всегда оказываются самыми сложными. И одновременно самыми важными. Инструктор начинает с того, что спрашивает всех участников, готовы ли они откровенно говорить о своей семье, о своем детстве. Потому что этот учебный день начинается с того, что их просят рассказать, как их самих наказывали родители, и как "дисциплинировали".
Инструкторы хотят донести до родителей мысль, что "наказания" – имея в виду физические наказания – неприемлемый способ воспитания. Поэтому они хотят, чтобы "ученики" разделили "наказание" и "дисциплинирование"
И вот слушатели начинают рассказывать: мама меня лупила чем попало. Если была серьезная провинность, мама била ремнем. Мне попадало не за что, просто всегда находилось что-то, что я сделал "не так". Мне было лучше: меня мама ремнем не порола, но шлепала очень больно.
– А как вы сейчас оцениваете все это? – спрашивает инструктор. И аудитория отвечает: да правильно все мама делала, она же мне добра желала. Как же ей было еще со мной справиться? Она же меня одна, без отца растила...
Вообще, настоящие и будущие папы, которые приходят в Baby College, как правило, полны решимость доказать себе и всему миру, что они могут быть лучшими отцами, чем их собственные отцы, многие из которых просто бросили их матерей. Но они считают, что роль отца именно в том, чтобы "употребить власть", когда ребенок себя плохо ведет. Инструктор объясняет: то, как вас воспитывали ваши родители, будет накладывать влияние на ваши собственные методы воспитания. И вы обязательно будете совершать ошибки. Но не бросайте воспитание. Помните, что вы, в отличие от ваших родителей, можете получить поддержку.
Труднее всего эти разговоры происходят в классе для несовершеннолетних родителей. В других классах всегда вместе с беднейшими родителями оказывается какая-то доля работающих, людей с более упорядоченной домашней жизнью. Но в классе для несовершеннолетних родителей практически все живут на пособия, у всех были проблемы в семьи, у многих нет отцов, у некоторых родители торгуют наркотиками, у некоторых – в тюрьме, кто-то живет в приюте для бездомных. Но уже сам факт, что они "добрались" до Baby College, обнадеживает.
Практически все молодые родители вынесли из своей жизни убеждение, что физическое наказание или, по крайней мере, маячащая на горизонте угроза такого наказания – совершенно необходимы для того, чтобы эффективно воспитывать ребенка и уберечь его о всех ужасов окружающего мира. Большинство родителей Гарлема убеждены, что те родители, которые не бьют своих детей, посылают им "сообщение", что для них не существует никаких правил и ограничений, и что эти дети станут "легкой добычей" для всех опасностей и соблазнов улицы.
Джеффри Канада говорит: традиции воспитания – это наиболее консервативная область поведения человека, и все эти конкретные практики исторически обусловлены. Многие родители считают, что хорошие дети – это тихие дети, которые не перечат родителям. Если ты хороший родитель, ребенок тебя слушается, а если ребенок не слушается, то значит, ты что-то делаешь неправильно. Но для двухлетки нормально не слушаться родителей. Отец бьет своего двухлетку по рукам: сказано тебе было – не делать этого?!
Но он не слушается не потому, – продолжает Канада, – что он плохой, непослушный мальчик. Он не слушается, потому что это типичное поведение двухлетнего мальчика. И для многих молодых родителей это облегчение – знать, что когда твоя мама говорит, что твой двухлетка испорченный мальчишка, она неправа. Они начинают понимать, как многое из воспитательной практики делается просто "по традиции".
Когда инструкторы объясняют своим слушателям, почему нельзя бить детей, и что вместо этого можно применять систему поощрений и наказаний, установление правил, лишение привилегий и т.п., они прибегают к двум аргументам.
Во-первых, они объясняют, что если родители будут шлепать детей, то их может отобрать агентство по защите прав ребенка: им показывают видео и выдают брошюру с описанием того, какие действия родителей могут служить основанием для отъема детей, и родители оказываются поражены тем, насколько несущественные, с их точки зрения, действия, могут привести к таким серьезным последствиям. Но этот путь – это "тактика запугивания", годная только на самый крайний случай, и персонал Baby College предпочитает приводить другие аргументы . Они говорят родителям, что когда они, родители, устанавливают какие-то правила для детей, объясняют, почему нельзя делать то-то и то-то, и почему именно, когда они договариваются о возможных последствиях, то это все – вербальные коммуникации, и такое дисциплинирование развивает ребенка, а битье – наоборот.
В книге приводятся отрывки из дискуссий в классе. Например, некоторые молодые родители считают, что если просто"ущипнуть" ребенка или "слегка подшлепнуть", то это – ничего страшного. Инструктор объясняет им, что любое физическое воздействие – противозаконно. Спрашивает: как вы думаете, ребенок, которого били – вырастет ли из него из-за этого другой человек, не такой, как был бы без битья? Большинство слушателей считает, что нет, человек не изменится. Одна девушка говорит: нет, битье имеет значение. Ребенок, которого били, уже не пойдет к родителям за советом и утешением. Он будет бояться еще раз получить... Молодые отцы снова возражают: если ты только говоришь ребенку: не делай этого! – а он все равно продолжает делать, и знает, что ты его не ударишь и ничего ему не сделаешь – то он превращается в неуправляемого... И даже если инструктору не удается изменить мнение слушателей, то, по крайней мере, они задумываются...
С уже аннонсированного сайта проекта HCZ очень рекомендую посмотреть 5-минутное видео вот с этой странички и прочитать вот эту вот брошюру.
И еще - я нашла на их сайте отрывок из той передачи NPR, который меня, собственно и побудил узнать поподробнее об этом проекте. Спикающие - послушайте! Оно того стоит
Feb. 24th, 2010
Добавочка к части VI
Надо еще раз подчеркнуть, что в Baby College приходят очень разные родители. Некоторым оказывается очень легко помочь, но есть и гораздо более запущенные случаи.
Например, в книге приводится история Шантель. У нее уже было несколько детей, и они все были отобраны службой охраны детей. Она очень хотела, чтобы этого не произошло с будущей дочкой, и поэтому решила пойти в Baby College. У нее очень невнятные отношения с отцом девочки (у него постоянная партнерша и четверо детей от нее, и она не намерена его так просто отпускать). У нее нет работы. Она очень плохо читает, и у нее почти отсутствуют когнитивные способности. Она не умеет разговаривать с доктором (любые предложения обследования от гинеколога воспринимает как угрозу жизни ее будущему ребенку), не умеет подавать запросы в социальные службы, и т.п.
Канада говорит: "возместить" то, чего будет недоставать дочке Шантель – гораздо сложнее, чем возместить сыну Виктора, но не невозможно. Надо понимать, что Шантель не сможет читать своей дочке повести, не сможет помогать ей делать домашние задания по математике. И очень много чего не сможет. Но ее уже научили разговаривать с ее нерожденным ребенком, любить его. Шантель не будет супер-родителем, но если она сможет дать своей дочке любовь, близость, и стабильный дом, то это уже будет равнозначно чуду.
Одного разговора для Шантель не достаточно – требуются усилия многочисленных служб поддержки. Пока она очень далека от того. чтобы управлять жизнью своей дочки – ей нужно сначала научиться управлять своей жизнью. Но, по сути, вся помощь Шантель будет помощью ее малышке.
Большинство экспертов считают, что у таких родителей, как Шантель, дети вообще не имеют шансов. Канада говорит – есть, если мы организуем все социальные службы для помощи им, только это потребует гораздо больше усилий.
По оценкам специалистов, таких семей – 10-15 % населения Гарлема.
Mar. 3rd, 2010
Недоотвеченное - недокомментированное
Среда наступила, и уже почти закончилась:-), и я честно стараюсь выполнять свои обещания. Я обещала высказаться относительно вот этого комментария Кошки.
«1) Я не поняла, почему для дочки будет лучше жить с матерью, а не в фостерской семье. Нет у меня этой уверенности. Впрочем, и обратной нет. 2) Если у нее уже отобрали нескольких детей, то государство уже уверено, что эта Шантель не является адекватной (приемлемой) матерью в глазах общества. Всё. Никакие мои (субъективные) оценки уже не нужны»
Конечно, тут может быть много разных вариантов, и вопрос, "с кем ребенку лучше", наверно, не может иметь однозначного ответа. Я могу описать, какими "общими принципами" руководствуются органы охраны семьи и детства. Насколько это принципы правильные, и можно ли сделать лучше – это отдельный разговор.
Во-первых, в случае отъема ребенка – классическая ситуация, когда осуждают не человека, а поступок. Если мать сама не отказалась от ребенка при рождении (напомню, что общественное мнение не осуждает женщину, отказавшуюся от ребенка, по крайней мере, отказ считается гораздо более нравственным поступком, чем аборт, и всегда есть очередь желающих усыновить отказного ребенка, и раса значения не имеет), так вот, если мать не отказалась, то она тем самым продемонстировала желание его иметь, растить, воспитывать.
Во-вторых, ребенка забирают в фостерскую семью[1] только в случае насилия; при этом, если родственники (бабушки, тетушки) готовы этого ребенка забрать, то это считается предпочтительнее, чем фостерская семья (т.е., бывает, что ребенок помещается в фостерскую семью буквально на несколько дней, пока не найдутся родственники, готовые забрать). Если же случаев насилия не зарегистрировано, и сам родитель хочет на сей раз исправить предыдущие ошибки и исполнять свои обязанности, то это считается идеальным вариантом – когда поддерживается естественная связь матери и ребенка. Я знаю, что статистика по фостеровским семьям не очень хорошая (хотя, конечно, есть совершенно замечательные семьи), но точных цифр у меня на руках нету.
Вот вкратце как-то так....
Продолжение следует
[1] «Фостерская семья» (англ. foster home) – государственный детский дом семейного типа, куда помещают детей, по той или иной причине оставшихся без опеки взрослых (Прим. ред.)
Цитування інформації з цього сайту дозволяється за умови обов'язкового посилання на джерело